Министерство обороны Российской Федерации рассматривает возможность участия армейских подразделений в контртеррористических операциях на Северном Кавказе. До сих пор они проводились спецслужбами и силами внутренних войск северокавказских республик. Подключение регулярной армии к процессам в регионе говорит о том, что борьба с вооруженным бандподпольем оказалась безысходной. Но может ли вмешательство военных на самом деле дать положительный эффект?
Пока никаких официальных комментариев на эту тему не поступало. Информацию распространила "Независимая газета" со ссылкой на источники в военном ведомстве. Причина для изменения формата контртеррористической операции ясна: потери силовиков растут. Уже сейчас они соразмерны показателям начала прошлого десятилетия, когда тут шла война. Поэтому выводы силовиков понятны и просты: внутренние войска и спецслужбы не справляются с ситуацией, которая требует вмешательства армии.
Лучше всего логику военных демонстрирует опубликованное в СМИ мнение генерал-лейтенанта Юрия Неткачева, который имеет большой опыт работы на Северном Кавказе. "Армия, конечно, предназначена для отражения в основном внешней агрессии. Однако активность боевиков, особенно в Дагестане, нарастает, и здесь вполне возможно и даже желательно, чтобы их уничтожением вместе с правоохранительными органами и спецслужбами занимались подготовленные для таких действий армейские подразделения", - считает Неткачев.
У военных простая иерархия ценностей в работе - пришел, увидел, уничтожил. С такими же представлениями на Северном Кавказе работают и МВД, и ФСБ. Статистика потерь, израсходованных при этом финансовых средств и достигнутых результатов показывает, что этот подход, мягко говоря, не сработал. В течение первой половины 2010 года в регионе было зарегистрировано 325 преступлений террористического характера и 413 преступлений экстремистской направленности. За аналогичный период этого года зарегистрировано 432 преступления террористического характера и 447 преступлений экстремистской направленности.
С одной стороны, эта статистика - аргумент для использования в подавлении подполья армейских подразделений. С другой стороны, этот опыт уже есть. В любой российской области проживают сотни и тысячи ветеранов двух чеченских кампаний. Но фактически зона нестабильности на Северном Кавказе расширилась, и теперь она простирается от Чечни до западных границ Кабардино-Балкарии с одной стороны и до каспийского берега - с другой.
Силовики не могут, не умеют и не должны учитывать массу нюансов политического плана, которые делают погоду в регионе. В итоге их намерения покончить с "лесными" привели к расширению подполья, к убийствам ни в чем не повинных людей, а в Дагестане - уже к гражданскому противостоянию. В итоге попытки государства "навести порядок" потерпели идеологическое фиаско. Это значит, что усиливается радикальное исламское крыло, а главное - население региона уже не убедить в справедливости правоохранительной системы государства. В частности, это и активировало разговор о возможности легализации шариатского правосудия как альтернативы официальной правовой системе.
Попробуем разобрать эти нюансы. Начнем с не самого главного - с финансирования. Расходы на антитеррористические кампании растут в геометрической прогрессии. Но чем больше денег тратится на эту борьбу, тем большее число людей, прежде всего - сотрудников правоохранительных органов, погибает в регионе. Правоохранительная система сегодня объективно не способна защитить даже своих. Логика силовиков в данном случае такова: раз нас убивают, значит, нужно еще больше средств для того, чтобы и себя защитить, и дело сделать. В итоге имеется рост расходов, никак не влияющий на результаты. Получается цинично и печально. Чем больше убитых, тем больше оснований для роста бюджета, тем выгоднее - не всей системе в целом, конечно, но отдельным ее механизмам - бесконечное продолжение контртеррористической операции.
Следующий нюанс - это, условно говоря, социально-культурная составляющая антитеррористической деятельности. Количество правоохранителей из других регионов России, видевших горы Северного Кавказа, уже очень велико. Но эти люди не знакомы с социальной реальностью, культурой и менталитетом региона. Им не положено думать о разных политических и социальных последствиях того, что они делают. Они приезжают выполнить задачу: уничтожить если не все бандподполье, то добиться как можно лучшего результата, что отражается в статистике. Они и делают все для этого: ищут и выявляют участников подполья, не важно, настоящих или мнимых, ведь времени об этом думать у них нет. Находят склады с оружием и проводят спецоперации, когда есть приказ. Потом они покидают регион, нередко оставляя после себя нередко лишь выжженное поле и массу проблем.
Порой оказывается, что не все были боевиками, а среди жертв спецопераций - женщины и дети. Последствия такой антитеррористической деятельности ложатся уже на местные органы правопорядка, к которым у общества, не разделяющего силовиков на "своих" и "чужих", возникает масса претензий. И эти претензии предъявляются, разумеется, уже не в правовом поле.
Есть масса свидетельств того, что командированные силовики и местные далеко не всегда координируют свои действия. Более того, "варягам" часто кажется, что отсутствие координации с местными, связанными кровными узами "с клиентурой", может усилить эффект от работы. Результаты таковы: в Ингушетии, например, нередко лично президент Евкуров старается "разрулить" трагичные итоги работы правоохранителей. А в Дагестане мы наблюдаем войну между населением и полицией. Сами представители внутренних органов, разумеется, не признают ее наличие, но от этого факт не перестает быть фактом. Логика "око за око, зуб за зуб" делает возможность примирения абсолютно призрачной. Поэтому можно предположить, что улучшить ситуацию может как раз не ввод дополнительных сил из других российских регионов, а попытка урегулирования конфликтов за счет местных ресурсов. Хотя время и тут уже потеряно.
Еще одна большая проблема - это статистика и внутренняя регламентация деятельности в силовых структурах. Тут есть все: сроки расследований, ведомственные и неизвестные широкой публике внутренние приказы, и в конце концов награды - новые звездочки, материальные поощрения, командировочные, рост зарплаты. Реальность состоит в том, что сегодня быть сотрудником правоохранительных органов на Кавказе опасно, но выгодно. Это совершенно другие деньги, нежели те, какие сотрудники полиции получают в "мирное время" в спокойных регионах. А отсюда и коррупция, и просто желание сохранить эту "нишу" настолько долго, насколько это возможно, потому что все это в совокупности приносит доход.
Хорошо на эту тему сказал известный в Дагестане адвокат Расул Кадиев: "Статистика МВД и Следственного комитета основывается на показателях: сколько дел направлено в суд и сколько преступников уничтожено (а это тоже уголовное дело, которое прекращается по причине смерти). Никто не ругает за то, что подозреваемый убит - наоборот, это еще лучше, хлопот меньше. Вот если подозреваемый живой и дело не дошло до суда - их ругают, а если умер - нет. Даже еще лучше: можно свалить на него вину, ничего доказывать не нужно, никто проверять не будет", - считает Кадиев.
Резюмируя вышесказанное, можно сделать вывод, что проблема эффективной борьбы с терроризмом на Кавказе - это не проблема отсутствия или наличия должного количества вооруженных людей, способных выиграть у подполья войну. Война тут в принципе не может быть выиграна оружием. Но оружие может еще сильнее разжечь огонь. И это Северный Кавказ уже проходил в прошлом десятилетии. Региону сегодня нужно не еще несколько тысяч вооруженных людей, а тотальный демонтаж всей нынешней системы организации жизни с ее ценностями, представлениями, уродливой экономикой и деформированными социальными отношениями. А это работа не для военных, а для профессионалов из других сфер.
Антон Кривенюк
