В минувшую субботу Москва разделилась на "болотную" и "поклонную". Кавказ в риторике политиков обоих флангов занимает не первое, но и не последнее место. Проанализировав кавказские заявления, выступления и лозунги сегодняшних российских лидеров, GTimes постаралась спрогнозировать, какой может стать политика России в ближайшем будущем по обе стороны Большого Кавказского хребта.
Сначала о том, какой была политика России на Кавказе до сих пор. На юге региона есть шесть государств, у пяти из которых с Россией устойчивые отношения. Нет, во всяком случае на публичном поле, заметных контактов только между Москвой и Степанакертом. В двух словах: с Азербайджаном отношения прохладные, но ровные, с Арменией - теплые и ровные. С Грузией - острый конфликт, с Абхазией - ровные, но до конца не сформированные, с Южной Осетией - союзнические, но с негативным влиянием на межгосударственные отношения частных и корпоративных интересов.
России на Южном Кавказе трудно. Но и южнокавказским странам с Россией нелегко. Отношения с Арменией и Азербайджаном прямо зависят от конфликта в Нагорном Карабахе, где каждая сторона подозревает Москву в тайном покровительстве оппоненту.
С Грузией все многократно сложнее. Конфронтация с Россией является отправной точкой в идеологии этой страны, стержнем государственного проекта. В основе этой идеологии лежат две войны, проигранные в начале 90-х годов прошлого века. Грузинское общество не могло признать, что потерпело поражение в войнах с абхазами и осетинами, и возложило свои беды на Россию, поскольку проиграть громадной державе не столь зазорно. С тех пор российско-грузинские отношения планомерно обваливались до логического завершения - войны 2008 года. Вряд ли в обозримом будущем может произойти что-то такое, что способно вернуть отношения в плоскость "дружбы и братства". Если какая-то оттепель и произойдет, то коснется она возобновления нормальной работы транспорта, ослабления визового режима, нормального экспорта грузинских товаров в Россию. Но рано или поздно потепление ударится об айсберг неурегулированных конфликтов, где у Грузии слишком амбициозные требования к России - вернуть Абхазию и Южную Осетию. А сделать это невозможно, даже не потому, что Москва не хочет, а потому, что не может.
Исходим из того, что Владимир Путин победит на президентских выборах в России, ибо это наиболее реалистичный прогноз. Применительно к отношениям с Грузией, это значит, что возобладает более жесткая линия, хотя именно при более либеральном президенте Медведеве произошла последняя война. По большому счету, Москве ничего не нужно от Тбилиси. По крайней мере развивающаяся паранойя насчет навязчивой идеи Кремля покорить свободную Грузию - не более чем паранойя. Эта идея для внутреннего употребления, ибо удобна тем, что можно мобилизовать общество на борьбу с внешним врагом. Технология эта стара как мир, правда, похоже, не сильно успешна в грузинском обществе.
Будущее российско-грузинских отношений зависит от того, произойдет ли переоценка событий в грузинском обществе. Если Россия по-прежнему останется в лазах общественности виновницей развала страны, то потепления не будет, вне зависимости от того, кто будет у руля в Москве и Тбилиси.
В Абхазии и Южной Осетии российские лидеры довольно авторитетны. Это благодарность за признание. В свое время российско-абхазские отношения могли увязнуть в трясине частных бизнес-интересов и интересов структур, близких к власти. В этом были виноваты обе стороны, воспринимавшие межгосударственные отношения как способ решать конкретные экономические задачи. В Южной Осетии это более ярко выражено. в Абхазии сейчас, похоже, ситуация получше. Самое правильное понимание абхазо-российских и осетино-российских отношений - это "контракт", где каждая из сторон имеет свои выгоды. Под лицемерной риторикой о вечной дружбе чаще всего скрывается какой-нибудь коррупционный умысел.
Совершенно иные реалии на Северном Кавказе. Полпред президента в СКФО Александр Хлопонин в своем недавнем заявлении признал, что в регионе не удалось остановить сращивание власти и криминала.
После второй чеченской войны, опасаясь продолжения парада суверенитетов, в Москве избрали такую тактику: делалась ставка на одну конкретную группу элиты в той или иной северокавказкой республике, которая гарантировала полную лояльность к государству, а взамен получала практически неограниченное финансирование и монополию на использование силовых структур. Возможно, в начале прошлого десятилетия такой подход был оправдан, но сейчас он себя полностью дискредитировал. Получив монополию на силу, местные элиты начали в первую очередь охранять от возможных посягательств находящиеся под их контролем федеральные транши. Политическую и экономическую оппозицию стали топить не путем политических технологий, а часто в собственной крови. И тут, как ни странно, наличие исламского подполья сыграло на руку местным властным элитам. Любые силовые процессы, даже в экономической сфере, стало очень легко списать на подполье. Например, были случаи, когда банальный рейдерский захват предприятий в СМИ интерпретировался как спецоперация по зачистке боевиков, а сторона, пострадавшая от рейдерства, объявлялась пособником подполья. Так решались очень многие проблемы. В республиках, особенно в Ингушетии и Дагестане, стали говорить о беспределе силовиков. В Ингушетии ситуация несколько улучшилась, в Дагестане - наоборот.
Все это не могло не взорвать ситуацию в республиках. Это Кавказ, и правила игры там не такие, как в центральных районах России. Люди, фамилии, села, пострадавшие в результате бесконечного передела и борьбы за ресурсы, стали мстить. Начались убийства силовиков. Иногда страдали все, кто попадался под руку, а иногда конкретные люди. Но силовики чаще всего просто исполняют приказ. Семьи и близкие сотрудников правоохранительных органов, погибших от рук мстителей, стали мстить в ответ. А все это вместе уже очень похоже на гражданскую войну.
Очевидно, Москве в ближайшем будущем предстоит пересмотреть свою политику на Кавказе и уйти от поддержки конкретных групп северокавказских элит, чтобы остановить скатывание ситуации в гражданской войне. Тем более в последнее время ситуация в Кабардино-Балкарии становится все напряженнее. Очевидно, что "сращивание криминала и власти" по-хлопонински - это как раз реалии, описанные выше.
При этом в каждой северокавказской республике по-своему уникальная ситуация. Если в Ингушетии (во всяком случае, как кажется со стороны) при определенных реформах можно найти внутринациональный консенсус, то в Дагестане ситуация осложняется тяжелой межнациональной обстановкой. Доступ к власти в последнее время имеет только одна группа дагестанского общества - аварцы. Все другие, а среди них и очень крупные дагестанские народы, от власти отрезаны. А значит, отрезаны не только от возможности освоить какие-нибудь транши, но и часто от элементарных возможностей решить даже свои бытовые проблемы. Все это прямо влияет на обстановку и на позиции федерального центра на Северном Кавказе.
Российская политика на Кавказе наверняка будет меняться. Она должна меняться. И эта политика должна стать более кавказской. Ведущие роли в ее формировании должны будут играть люди, знающие регион изнутри, имеющие реальный опыт соприкосновения с кавказскими культурами. В ином случае неизбежны ошибки, и если позиции России на Южном Кавказе в целом выглядят ровно, то вот в северном направлении явно требуются новые стратегии и тактики.
